Медовый день 30 апреля бабы Марфы и деда Семёна.

Первые лучи весеннего солнца пробились сквозь кружевные занавески и заплясали на морщинистом лице бабы Марфы. Она приоткрыла глаза и, как делала всегда вот уже шестьдесят лет совместной жизни с дедом Семёном, сначала повернулась к нему. Старик ещё спал, его седая борода размеренно поднималась и опускалась в такт дыханию.
— Семён, — ласково позвала Марфа, — вставай, голубчик. Нынче Зосима-пчельник, в этот день до зари подниматься нужно.
Дед Семён медленно открыл глаза и улыбнулся своей Марфушке:
— Помню, ласточка моя, помню. Сон мне сегодня чудный приснился, да только рассказывать нельзя — сегодняшние сны вещие.
Марфа понимающе кивнула. За долгие годы жизни она выучила все народные приметы и свято их соблюдала. Сны, увиденные в ночь на Зосиму-пчельника, и правда были особенными, но делиться ими не следовало.
— Я пойду принесу воды и печь растоплю, — сказала Марфа, накидывая на плечи шаль. — А ты, как умоешься, возьми ложечку мёда липового из погреба, чтобы весь год здоровым быть.
Дед Семён неторопливо поднялся, натянул старые, но чистые штаны, и вышел во двор умыться колодезной водой. Вернувшись в дом, он, как и наказывала жена, достал из погреба старую глиняную крынку с липовым мёдом, который они собрали в прошлом году со своей маленькой пасеки, и степенно съел ложку душистого золотистого лакомства.
— Сладко как, Марфушка! Будто все цветы летние в одну ложку собрались, — улыбнулся он, облизывая усы.
Марфа улыбнулась в ответ. Она уже успела не только растопить печь, но и сготовить нехитрый завтрак: пшённую кашу с тыквой и парное молоко от их единственной коровы Зорьки.
— Только хлеб сегодня печь не будем, — напомнила она, — на Зосиму кто хлеб печёт, тот тридцать недель хворает.
— И верно, — согласился Семён, присаживаясь за стол. — У нас и так ещё с воскресенья хлебушек остался, свежий ещё.
После завтрака дед Семён надел свою старую, но аккуратно заштопанную рубаху, подпоясался и направился к маленькой пасеке, которая примостилась в дальнем углу их сада, за цветущими яблонями. Марфа, накинув платок, пошла следом. День Зосимы-пчельника был для них особенным — ведь именно от этих маленьких тружениц-пчёлок зависело многое в их нехитром хозяйстве.
— Помнишь, Марфушка, как мы с тобой шестьдесят лет назад в этот же день на пасеку у твоего батюшки ходили? — спросил Семён, остановившись на полпути и взяв жену за руку.
— Как не помнить, — улыбнулась Марфа, и морщинки вокруг её глаз разгладились. — Мне тогда только восемнадцать сравнялось, и батюшка сказал, что если я в Зосиму пчелиное жужжание услышу, то вскоре замуж выйду. А ты уже сватался…
— И что же? Пчёлы-то как жужжали! Словно свадебную песню для нас пели, — засмеялся дед Семён. — И правду нажужжали — через месяц свадьбу сыграли.
Они подошли к ульям, где уже начали просыпаться первые пчёлы. Дед Семён бережно снял покрытие с одного из ульев и, улыбаясь, начал тихонько говорить:
— Здравствуйте, пчёлки-работницы, здравствуйте, труженицы малые. Пора вам, родимые, за работу браться, нектар собирать, мёд готовить.
Несколько пчёл вылетели из улья и закружились вокруг стариков. Вдруг одна из них села на руку деду Семёну и слегка ужалила его. Марфа испуганно вскрикнула, но дед Семён только улыбнулся:
— Ничего, Марфуша. Это она мне верность свою доказала. Ради меня жизнь отдала, трудяга малая. Значит, будет нам в этом году мёд хороший и пчёлки не разлетятся.
Осторожно сняв жало, дед Семён перекрестился и поклонился в сторону улья:
— Спасибо тебе, малютка. Царствие небесное.
После они осмотрели остальные ульи. Солнце поднималось всё выше, и пчёлы начали активнее вылетать из своих домиков. Постепенно воздух наполнился мерным жужжанием — сладкой музыкой для ушей старых пчеловодов.
— Гляди-ка, Семён, — вдруг сказала Марфа, указывая на соседский сад, — пчёлки-то на вишню не садятся. Видать, урожай вишни будет плохой.
— Зато, смотри, на наши яблони так и летят, — заметил дед Семён. — Будем с яблоками в этом году, Марфушка.
Вдруг они заметили, что в их пасеку влетело несколько пчёл из соседской деревни — их можно было отличить по более тёмному окрасу.
— Ой, Семён, чужие пчёлы прилетели! Это к прибыли! — обрадовалась Марфа.
— Ага, — подмигнул ей дед, — видать, внук Мишенька на той неделе нас навестит, опять гостинцев городских привезёт.

Закончив с пасекой, они вернулись в дом. Марфа надела чистый фартук и принялась за особый обряд, который проводила каждый год в день Зосимы-пчельника. Она достала пять маленьких горшочков с разными сортами мёда, которые они бережно хранили: липовый, гречишный, акациевый, цветочный и донниковый.
— Семён, принеси-ка мне чистой колодезной воды, — попросила она.
Дед Семён вышел во двор и через несколько минут вернулся с ведром свежей воды. Марфа взяла красивую деревянную миску, которую им подарили на золотую свадьбу, и налила в неё немного воды. Затем она добавила по чайной ложке каждого сорта мёда и осторожно размешала.
— Сейчас мы с тобой счастье и удачу призовём, — сказала она мужу и, зачерпнув немного медовой воды, умылась ею, приговаривая:
— Пять медов здоровье и удачу подарили, на счастье пчёлы благословили. Пусть всё плохое из жизни уйдёт, а душа от радости цветёт. Аминь.
Затем она трижды ополоснула лицо водой и вылила остатки себе на голову. Дед Семён улыбался, глядя на это действо. За все годы их совместной жизни он так и не смог понять, почему вода с мёдом на голове привлекает счастье, но спорить с Марфой не решался — кто знает, может, и правда в этом есть какая-то тайна?
Потом Марфа взяла ещё одну чашку и приготовила для себя особую смесь: столовую ложку цветочного мёда смешала с половиной ложки сока алоэ, которое росло на их подоконнике.
— Сладкий медок, колючий цветок, солнышко грело, пчёлки собирали. А я Зосима буду просить, чтобы красивой мне быть. Младость и очарование со мной, старость и непривлекательность — долой. Аминь. Аминь. Аминь, — нашептала она над смесью, а затем нанесла её на лицо.
— И так красивая, а всё стараешься, — улыбнулся дед Семён, глядя на жену с нескрываемой нежностью.
— Для тебя стараюсь, голубчик, — подмигнула ему Марфа. — Чтобы глаз радовался.
Через пятнадцать минут она смыла маску и выпила три глотка святой воды, которую всегда хранила в маленьком пузырьке для особых случаев.
День продолжался. После обеда дед Семён вспомнил, что на Зосиму хорошо сеять морковь и петрушку, и отправился в огород. Марфа же занялась уборкой в доме, напевая старинные песни, которые ещё её бабушка певала.
К вечеру, когда работы были закончены, дед Семён сказал:
— А пойдём-ка, Марфушка, в сад посидим. Рябина-то наша зацвела нынче рано.
— Это к тёплой осени, Семёнушка, — отозвалась Марфа.
Они вышли в сад и сели на старую скамейку под цветущей рябиной. Вечернее солнце золотило горизонт, лаская своими лучами их седые головы.
— А ведь правду говорят, какая погода в последний день апреля, такая и в мае будет, — заметил дед Семён, глядя на чистое весеннее небо. — Тепло нам в мае будет, хорошо.
— Тепло, — согласилась Марфа, прижимаясь к плечу мужа.
Они сидели так, молча, наслаждаясь покоем и присутствием друг друга. Вдруг Марфа встрепенулась:
— Ой, Семён, я же забыла! У меня для тебя мёд особый есть.
Она быстро вернулась в дом и через минуту вынесла маленькую плошку с золотистым мёдом.
— Это мой заговорённый мёд для нас с тобой, чтобы в мире и согласии жить, — улыбнулась она и, обмакнув палец в мёд, нежно смазала им губы мужа.
Дед Семён сделал то же самое, смазав мёдом губы своей Марфы, а затем поцеловал её — так же нежно, как и много лет назад, когда они впервые пришли на пасеку как жених и невеста.
— Вот и не будем с тобой ругаться, — прошептала Марфа, когда они оторвались друг от друга. — А если и поссоримся случайно, то быстро помиримся.
— Да мы и так не ругаемся, Марфушенька, — засмеялся дед Семён. — За шестьдесят лет все споры выспорили.
Они просидели так до самых сумерек, вспоминая молодость, говоря о детях, внуках и правнуках, мечтая о будущем урожае и тёплом лете. И казалось им, что жужжание пчёл, возвращающихся с последним светом в ульи, складывается в мелодию их долгой и счастливой жизни.
Когда первые звёзды засияли на темнеющем небе, дед Семён помог Марфе подняться со скамейки, и они, держась за руки, пошли к дому — старенькие, но всё ещё влюблённые, всё ещё хранящие в сердцах тепло первой встречи и мудрость долгих лет вместе.
— Спасибо тебе, Марфушка, — вдруг сказал дед Семён, остановившись у порога. — Спасибо, что всю жизнь напоминаешь мне о наших обычаях, о приметах, о том, что деды и прадеды наши знали. Без тебя я бы всё давно перезабыл.
— А тебе спасибо, что не смеёшься над моими причудами, — ответила Марфа, поправляя седую прядь, выбившуюся из-под платка. — Что веришь вместе со мной.
Засыпая в тот вечер, баба Марфа и дед Семён были спокойны и счастливы. Они прожили ещё один день вместе, сохраняя традиции предков, обретая в них мудрость и радость, которые хотели передать своим детям и внукам. И пусть кто-то назовёт их приметы и обряды суевериями, для них это была нить, связывающая прошлое с настоящим.
Автор: Полезные странички
Рекомендую прочитать:
Поддержать автора